Не пустые слова
Была в «Известиях» моей поры и такая наиважнейшая забота: как отзовется наше слово? Сумеем ли мы в реальной жизни защитить человека, в поддержку которого выступила газета?
Как-то вел я семинар на факультете журналистики и одна юная студентка сказала: «Завидую вам. Учителями у вас были великие известинцы — Аграновский, Бовин, Друзенко, Кондрашов, Поляновский...»
Мне действительно посчастливилось работать в «Известиях» вместе с этими и другими корифеями отечественной журналистики, частенько сиживать с ними после подписания номера в редакционной кофейне, слушать их захватывающие байки. Только вот они нас, молодых, не учили. Мы сами учились у них отношению к профессии, к коллегам, к жизни... А главное, своими публикациями, нередко взрывавшими общественную жизнь страны, они задавали высочайшие профессиональные стандарты. И мы понимали: вот он — уровень проникновения в тему, умения изложить ее, к которому надо стремиться.
Была в «Известиях» той поры и такая наиважнейшая забота: как отзовется наше слово? Сумеем ли мы в реальной жизни защитить человека, в поддержку которого выступила газета? Прислушаются ли во властных кабинетах при принятии серьезных государственных решений к известинским публикациям?
Борьба за действенность выступлений велась не только со страниц газеты, но и, что называется, за кадром. Наверняка многие известинцы, особенно работавшие в жанре расследовательской журналистики, помнят случаи, когда после их публикаций следовало по-настоящему оглушающее принятие мер. Есть такие истории и в моей практике.
В середине 1980-х было принято решение ЦК КПСС и Совета министров СССР о строительстве неподалеку от Комсомольска-на-Амуре, на сопредельном берегу великой реки завода азотных удобрений — одного из самых крупных в СССР. Стройку тут же объявили всесоюзной, ударной и комсомольской, сюда прибыли свыше 5 тыс. посланцев республик, краев и областей страны. Стройка обретала уже вполне реальные очертания — были возведены корпуса предприятий, вбиты сваи под головные объекты, когда совершенно случайно в летевшем в Москву самолете я оказался рядом с главным инженером проекта возводимого предприятия. Он был расстроен — его неожиданно отправляли на пенсию. Причиной стала служебная записка, в которой он написал своему начальству правду: предприятие убьет всё живое в Амуре. Очистные сооружения, возводимые по так называемой упрощенной схеме, совершенно не гарантировали защиту от выбросов азота в реку и в атмосферу.
В Москве с помощью моего нового знакомого я собрал обширное и убедительное досье по этой проблеме. Вернувшись в Хабаровск, пришел на прием к первому секретарю крайкома КПСС Алексею Черному. По мере того как усиливалась драматургия моего рассказа о бедах, грозящих Амуру, всё больше леденел взгляд руководителя края, багровело его лицо. Закончилась беседа тем, что кивнув на мое досье, он посоветовал «засунуть всё это дерьмо» в известное место и пообещал, что я тоже могу там оказаться, поскольку «возомнил себя умнее Политбюро ЦК КПСС»...
Я доложил о визите главному редактору «Известий» Ивану Лаптеву. Выслушав, Иван Дмитриевич спросил: «Ты убежден в своей правоте?» «Абсолютно», — ответил я. «Тогда пиши», — сказал он.
Я засел за телетайп и часа через три передал в редакцию статью «Логика нелогичных решений» с подзаголовком «Надо ли строить завод азотных удобрений на Нижнем Амуре?».
На следующее утро в местной типографии уже печатали принятый по фототелеграфу номер газеты с моей статьей. Вскоре позвонили из крайкома КПСС — пригласили на экстренное заседание бюро. По секрету сообщили, что в проекте решения в отношении меня записано самое суровое наказание: исключить из партии.
Не буду рассказывать, как лютовал на бюро Черный. Обещанного наказания мне все-таки не вынесли, ограничились обсуждением. А вскоре проверять известинскую публикацию в Хабаровск прибыла большая комиссия из Москвы. Ее выводы были убийственными: «считать нецелесообразным, опасным для Амура и окружающей среды продолжение строительства завода азотных удобрений».
На редакционной летучке Лаптев сказал:
— Впервые в истории газеты мы можем написать на фронтоне этой опасной стройки — «Закрыта по следам выступлений «Известий».
Моя самая большая, как я считаю, профессиональная удача — серия публикаций «о семечках», которая позже вошла в учебники журналистики.
История была тривиальнейшая. Позвонил инженер с Украины Андрей Шобей, который по приговору суда отсидел два года в колонии за спекуляцию и на тот момент еще на два года был определен на «химию», то есть на стройки народного хозяйства. А «преступление» его состояло в том, что во время отпуска он со товарищи подрядился скирдовать солому в колхозе. Рассчитались с ними натурпродуктом — дали по несколько мешков семян подсолнечника. Поскольку семечек на Украине полно и стоят они копейки, Шобей стал думать, как их реализовать. Связался с хабаровским Крайрыбакколхозсоюзом. Там предложили сходную цену. Взял у членов бригады доверенности, справку из колхоза, что семечки заработаны, отправил свой нехитрый товар малой скоростью, а сам отправился в далекий край самолетом.
Едва Шобей сдал семечки, его арестовали и возбудили дело по статье о покушении на спекуляцию. Шобей уже находился в СИЗО, когда в изолятор с инспекцией прибыл прокурор района.
— За что сидишь?
— За семечки, — Андрей рассказал свою историю.
— У него же все документы в порядке — есть справка, доверенности, — удивился прокурор. — Отпускайте.
— А куда девать семечки? — спросил Шобей.
— Продай, как собирался.
Андрей Васильевич улетел домой. А через четыре месяца за ним из Хабаровска прибыли следователь и оперработник. Оказывается, для отчетности не хватало раскрытых дел по спекуляции. Шобея в наручниках доставили в Хабаровск и упекли на четыре года в колонию.
После первой моей статьи «Такие семечки» Шобея отпустили, зачтя отсиженное время. Судью, следователя и оперативника, которые вели его дело, сняли с работы.
После следующей статьи «Еще раз про семечки» Шобея уже полностью реабилитировали. Работы лишились заместитель председателя краевого суда и заместитель прокурора края, которые проштамповали неправосудный приговор райсуда.
Огромное количество писем, которые после публикаций приходили в газету, показало, что речь идет не просто о частном случае — о серьезнейшем явлении. В тюрьмах и колониях отбывали сроки тысячи людей, реализовавших продукты, заработанные на сельхозработах. Третья статья называлась «Совсем не про семечки». После нее председатель Верховного суда СССР Владимир Теребилов внес представление по известинским публикациям на Пленум высшего судебного органа страны. Пленум принял постановление «Об изменении судебной практики по уголовным делам, связанным с реализацией натурпродуктов, заработанных в колхозах и совхозах».
По этому постановлению из тюрем и колоний были освобождены 6786 осужденных за продажу семечек, яблок, арбузов...
Борис Резник, работал в «Известиях» с 1981 по 1999 год.
