Негасимая известка Андрея Вознесенского
Андрей Вознесенский любил газету, ее типографский запах. Она несла людям его переживания, раскрывая необыкновенный мир фантазий поэта. Зоя Богуславская – о любви поэта.
Когда наборщики складывали его стихи на полосу, он был, наверное, единственным, кто мог приехать и следить за их работой, ожидая появления завтрашней публикации. «Известия» были его микрофоном, рупором. Но миф о том, что Вознесенский любил славу, аплодисменты и ему нужен был успех, поклонение, — только часть правды. На самом деле ему нужно было быть услышанным.
Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну, хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.
(«Молитва одинокого акына», А.А. Вознесенский)
«Известия» отвечали поэту взаимностью — не было случая, чтобы ему отказали.
В газете работали поклонники поэзии Вознесенского. И как только Андрей Андреевич переступал порог редакции, он всегда знал, что ему не будет отказано и его строки напечатают — сразу же, скоро, как говорится, с колес. Те стихи, которые были опубликованы в газете, отразили некоторые занятные эпизоды, ставшие поводом для его поэзии.
Так было и с поэмой «Оза», в которой, как полагают, я прохожу трагической героиней. Когда Вознесенскому впервые предоставили Большой зал консерватории, мы еще не были вместе, но ко мне, зная наши дружеские отношения, часто обращались, чтобы достучаться до где-то витавшего поэта. Он сказал мне: «Я улетаю в Ялту, я дал твой телефон администрации консерватории, вечер состоится тогда-то». Это была весна, он улетел. Некоторое время спустя мне начала с тревогой звонить женщина, отвечавшая за вечер: «Мы не можем найти Вознесенского, все билеты проданы, аншлаг-переаншлаг!» Планировали прийти великие люди: Святослав Рихтер, Генрих Нейгауз... Все жаждали услышать звонкого молодого человека, вокруг которого уже шли ярые споры восторженных поклонников и тех, кто не принимал его поэтический язык.
Андрей звонил мне регулярно. После разговора с женщиной из консерватории я ему сказала, что нужна репетиция, требуется его присутствие. Он сказал: «Да-да, конечно, я все помню, я буду». А на другой день пришла телеграмма: «Милая, извини, я не прилечу, цветет миндаль». Вот этот миндаль мне запомнился на всю жизнь ужасом, что этот высокомерный и непредсказуемый поэт пренебрежет выступлением и, кокетничая и позируя, останется в Ялте. Я написала в ответ: «Не приедешь, забудь мое имя». Вознесенский прилетел, вечер был потрясающий, но много времени спустя в каком-то разговоре он сказал: «Вот тогда, когда ты заставила меня приехать, я не дописал последнюю главу поэмы «Оза». Сказал он это с укором. Для него дописывание строчек поэмы было несравнимо важнее славы и успеха.
P.S. Однажды Андрей Андреевич поздравил любимую редакцию четверостишием:
Вы хроникой известные
И версткой самой сильною
Желаю быть «Известиям»
Известкой негасимою!
Сегодня, в день 100-летия «Известий», эти строки актуальны как никогда.
